Галактик - Фраза силы (текст песни)

То ли правду рассказали, то ли байки бают:
В XIX веке — эт прямо не то, чтоб встарь —
Жил у нас здесь в станице на Кубани
Судьбой славный, с виду — самый обычный парень.
Прилично жил он — по тем ещё обычаям:
Знаки отличия носил, звание сотника, лычки
И хата в Тбилисской, и поле, жена и ребятишки,
По имени–фамилии его знали как Андрей Гречишкин.
Обычное задание в начале мая:
«Выдвигайся, мол, с сотней в дозор дальний».
Сорок всадников переплавились вплавь
И растаяли в крае степном... Час ранний.
Затихли звёзд песни, они прошли вёрст десять,
Двигался строй тесный тихо — без слов и песен:
Топот копыт, столп пыли летит по дороге,
Огромное и немое, как кит, чувство тревоги.
И повстречал отряд черкесов бойцов в тысячу:
Спешились, прицелились, не мешкая, первые выстрелы...
Горцы опешили — дали залп, пали убитые, затишье...
Черкесский князь выехал навстречу им.
И узнал Андрей в том последнем Булата —
То был кунак его, что на Кавказе больше брата:
— Здравствуй, Андрей, не так бы нам свидеться надо.
— Богу известно, как надо.
— Что ж, твоя правда.
Вам сдаться следует — других шансов нет,
Ступайте в плен, никто не тронет вас — на правах друзей.
И встретились два взгляда братских полные печали...
— Отвечай же...
Усмехнулся Андрей.
— Ты знаешь ответ.
Вернулись к своим, и сотник провозгласил —
Нужные фразы вбил в души — фразы силы:
О том, что нет страха в войнах на Руси,
О том, что выбор — или драться насмерть,
Иль с позором уйти...
Про детей, стариков говорил и говорил про присягу,
Про горцев соседних народов смертоносную отвагу...
О том, что кабы не турки проклятые —
Им не биться с братом–черкесом и том, что здесь все слягут.
Утирая слёзы, казаки резали горло лошадям,
Стянули их вокруг в редут... и атака грянула:
С шашками наголо, церберы–ружья рявкали,
Снова и снова падали войны в жестокой схватке той...
И час стоял редут... и стоял он два,
И часть малая в живых, и на ногах едва...
И кричал Джамбулат сквозь липы:
— Андрей, Богом кляну, остановись!
— Не я и не ты начал ту войну.
Прорвались внутрь... и резались жестоко,
Как звери... молча, грудь же в грудь.
И через сутки утром было трудно трупы опознать русским,
Но тут не в этом суть...
И Джамбулат привёз домой две сотни мёртвых,
Слава пошла о казаках и мужестве твёрдом.
Сейчас всё стёрто в веках, и сейчас толком
Никто не сможет сказать — думал как долго...
Думал кунак о чести, думал о чувстве долга,
Думал, что если всё бросить так, то где здесь гордость...
Воспели в стихах поэты поступки этим подобные:
Май был, кружили орлы в небе грозном, чёрном.
Ночью с глазами влажными сидел у колыбели детсткой,
Поцеловал жену спящую, помолился, оделся.
Князь в чине простолюдина в край местный
На заставу казацкую поехал неспешно.
И в бою дерзком неравном пал с честью,
И опознали его, и горевали со всхлипами черкесы...
И стояли потом рядом на соседних местах:
Могила с полумесяцем и могила с крестом.

После того, что было между нами,
Разве можем мы стать врагами?
Нам путали карты и турки, и Штаты,
Но брат с братом всегда связаны сердцами.

После того, что было между нами,
Разве можем мы стать врагами?
И турки, и Штаты нам путали карты,
Но брат с братом всегда связаны сердцами.

Галактик - Шестиколёсный велосипед (текст песни)

Павлу Касаткину шел уже пятый десяток,
Стало понятно: все, уже не заблистать ему,
Вечный доцент, профессором так и не станет,
Насмешки студентов, шепот приятелей с кафедры.
Он продолжал изобретать невероятный бред,
Страшно сказать – шестиколесный велосипед,
И вещал декан научного общества в рупор:
«Павел, и дети знают, это изобретать глупо».
Взгляд мутный, будто направлен вглубь был,
Утро за утром уставший он в универ плыл,
Дома вместо уюта и будней, где рухлая утварь –
Чертежи и маршруты, формулы, гайки и трубки,
Наброски в эскизах, груды, листы, исписаны буквами,
Боль настигла, глуха и испустила дух его,
Когда записка скупа и на тумбе подписано Лизой –
Просто «Ушла к Абрамяну» и «Испортил жизнь мне».
А он снова под лампой, там формулы, константы,
Нарисованы планы, шесть колес и рама,
Словно не помнит ран своих,
Словно не ноют шрамы,
И нисколько не жаль ему жал в него вколотых драмой той.
Как капли камень плавно за сутками сутки филигранно писал прямо:
«Осталось чуть-чуть совсем»,
И тут весною звонок, Лена на том конце трубки:
«Пап, это я, только знаешь, ругаться не будем мы,
Мы совещались с Русиком, нет смысла внукам видеться с дедом,
Что тронут рассудком, лучше забудь о нас».
Гудки глухие, как-будто удары прутьями,
Касаткин закрыл руками лицо – не продохнуть ему.
Слезы горячие, тяжелые, как капли свинца,
Но формулы обжигают пальцы, с головы катятся,
И заревел Павел в небо:
«За что все, Боже мой?»,
Стали рисунки осязаемыми, задвигались, ожили.
6 марта, 3:30, доклад НАСА:
«Из России вылетел объект в направлении альфа-гласса.
Нашли проект, но, увы, никто не разобрался с ним,
Все размыто, возможно, дождем, изучим позже мол».
Время шло, на всех телешоу в телике сидели Лиза и внук, Елена,
Выступления, премии,
Твердили до исступления, что во всем поддерживали папу,
Ибо знали, что он гений.
Оставь все, оставь всех,
Представь, что станется, если завтра смерть,
Верь в мечту, пусть они твердят, что она – бред,
Что проще изобрести шестиколесный велосипед.
Оставь все, оставь всех,
Представь, что станется, если завтра смерть,
Верь в мечту, пусть они твердят, что она – бред,
Что проще изобрести шестиколесный велосипед.